Из расположившейся за столом троицы самым примечательным показался Олегу тот, что сидел в центре. Возможно потому, что на голове его не росло ни единого волоса. Она была гладкой, как бильярдный шар, и незыблемой, как вера в светлое будущее в конце прошлого века. Лицо же этого человека Олег мгновенно определил для себя одним словом - породистое. Короче и не скажешь. Дворянского в нём было примерно столько же, сколько и в сохе, но это была очень солидная соха - с партбилетом в третьем поколении и умеющая к месту произносить слово “номенклатура” ещё с детсадовского возраста. Справа от лысого сидел мелко трясущийся древний старик с громадной седой бородой. На первый взгляд могло показаться, что не разваливается он от старости исключительно потому, что ухитрился впиться в поверхность стола своими сухонькими синеватыми лапками. Но первое впечатление оказывалось в своём репертуаре - достаточно было обратить внимание на живой, стреляющий по сторонам (преимущественно - в сторону третьего человека за столом) взгляд. Такой взгляд присущ научным работникам, разным там физикам-химикам, достоверно знающим, какое из научных открытий может пойти на благо народа и страны. Третий же, из расположившихся за столом, сразу вызвал у Олега мысли об оперном певце. Во-первых, был он во фраке. А во-вторых, выглядел он самым ухоженным. Лицо его выражало маску высокомерной брезгливости; аккуратная эспаньолка и глубокий взгляд карих глаз словно бы заявляли о нескольких поколениях благородных предков, служивших в прошлом какому-нибудь из великих государей-императоров. Лицо этого человека могло бы служить наглядной иллюстрацией к определению слова “дворянин”. Все, присущие этому черты - от высокомерной снисходительности до вырождающегося в подлость благородства, - были, что называется, на лице.