Понять, где он находится, Олег не успел. Во-первых, вокруг было темно. А во-вторых, Олег мгновенно получил сильнейший удар по затылку, от которого ноги его подкосились. Он рухнул на пол, больно стукнулся коленями, не удержался и повалился на бок. Перекатившись на спину, Олег услышал чьи-то торопливо удаляющиеся шаги. Пошарив вокруг, Олег понял, что лежит на деревянном полу. Хотя твёрдой уверенности у него в этом не было. Этот факт - что он не может определить, какой именно под ним пол - почему-то больше всего расстроил Олега. Он подобрал ноги и попытался сесть. С четвёртой попытки это ему неплохо удалось, и Олег осторожно покрутил гудящей башкой, прислушиваясь к затихающему головокружению. Боль в затылке тоже стало удивительно быстро проходить. Вот только не видно ни пса... Да ещё этот звон в ушах... Олег попытался сосредоточиться, и постепенно звон приобрёл странный скрежещущий тон. Этакое холодное и монотонное полязгивание, очень неприятное на слух, словно железом по стеклу. И сквозь этот звук пробивалось тяжёлое дыхание кого-то, невидимого в темноте. - Эй, - осторожно произнёс Олег. - Есть тут кто живой? - Пока что, значит, даже двое, - охотно откликнулся из темноты низкий хрипловатый голос. - Почему - “пока”? - сразу же насторожился Олег. - Долго объяснять, - ответил голос. - Ты, это... не бери в голову... не надо. Послышался звук тяжёлых шагов и внезапно вспыхнул свет. Он был таким ярким, что привыкший уже к темноте Олег невольно охнул и крепко зажмурился. Постепенно глаза его примирились со светом, и Олег сумел-таки наконец оглядеться. Он обнаружил, что действительно сидит на полу (деревянном!..) в какой-то комнате с очень высоким потолком. Кроме Олега в комнате находился ещё один человек - здоровенный, хмурый и давно небритый детина, одетый в сильно поношенные джинсы. Рубашки на детине не было. Да и не каждая рубашка удержала бы эти мощные бугры мышц. Центр комнаты занимало странное сооружение из дерева и металла - что-то вроде стола с высокой деревянной рамой, вертикально укреплённой на одной из его сторон. Детина, вооружившись точильным бруском, взгромоздился на этот стол и принялся шкрябать по здоровенной металлической пластине, находящейся в самой верхней части рамы. Помещение снова наполнилось скрежетом, но теперь этот звук казался Олегу не просто неприятным, а зловещим. Олег вдруг понял, что это сооружение чрезвычайно напоминает собой гильотину. И нехорошие предчувствия холодной волной окатили его. - Это что? - спросил он у детины, и с неудовольствием обнаружил, что голос его заметно дрожит. - Скоро узнаешь, - нехорошо пообещал детина. - Это... это гильотина? - Она самая! - гордо подтвердил детина. - Восемнадцатый век! И ведь, обрати внимание, сколько лет уж прошло, а работает, как часы! Да ты погоди, сам скоро увидишь!.. Только вот, затупилась малость. А всё потому, что не по назначению используют! Это же не топор или колун - механизм! Понимать надо! А они им - дрова рубить... Темнота, непривычные к технике люди... В этот момент открылась небольшая дверца высоко в стене, и в комнату просунулась любопытная взлохмаченная голова. - Эй! - крикнула она. - Внизу! Приве-е-ет! Детина глянул наверх и нахмурился. - Припёрся... - проворчал он и громко спросил: - Чего тебе? - Не помешаю? - поинтересовался лохматый. - Да нет, чего там... смотри уж... - вздохнул детина. - Бинокль дать? - Не, и так видно. - А чё те надо-то?: - Как это - чё?! - удивился лохматый. - Посмотреть, доложить! - Об чём доложить? - набычился детина. - Об том, что ты, поганка грешная, снова всю комнату специально загадил, к самому приходу гостей! Понял, нет? - Что-о-о?! - заорал детина, отбрасывая точильный брусок. - Опя-а-ать?! Да когда ж это кончится-то? Вы другого места найти не можете? У меня же человек ждёт! - детина ткнул узловатым пальцем в сторону обмершего Олега. - Ты не истери, - посоветовал лохматый. - Я всё равно доложу. - Тьфу, пропасть! - детина сплюнул и посмотрел на Олега. - Ты, браток, потерпи немного, ладно? А то они опять тут чего-то удумали... Ты не уходи, я скоро... Затем детина протопал мимо Олега, распахнул толчком ноги низенькую железную дверь и вышел из комнаты. Олег бросился было за ним, но вызвавший отчаяние звук задвигаемого с противоположной стороны засова остановил его. Олег на всякий случай подёргал дверь - заперто. - Ушёл! - удовлетворённо сообщил кому-то невидимому лохматый. - Всё! Можно спускаться! Голова пропала из поля зрения, и через миг в воздухе затрепыхались чьи-то ноги в сильно стоптанных кирзовых сапогах. А после в комнату спрыгнул тот самый лохматый, оказавшийся длинным и худющим субъектом с неожиданно суетливыми движениями. Он по-хозяйски огляделся вокруг, остановил взгляд на одной стене - внизу, возле самого пола, - подошёл туда и плюхнулся задницей на пол, с удовольствием далеко вытянув ноги. Следом за лохматым в комнату начали спрыгивать ещё люди. Набралось их человек двадцать, если не больше. И были они самого разного калибра и фасона - от низеньких и солидных, в аккуратных костюмах, до высоких и несерьёзных, одетых вообще чёрте во что. Они также непринуждённо расселись на полу и принялись о чем-то беседовать. Вся эта картина напоминала перекур на каком-то заводе (если отвлечься от людей в костюмах и особенно от двоих - почему-то вообще в смокингах). Олег почувствовал, что его теребят за плечо, и обернулся. Перед ним стоял один из аккуратненьких, и с серьёзным выражением на лице протягивал какую-то бумагу. - Это вам, - коротко сказал он, всучил бумагу и мгновенно затерялся среди остальных. Олег посмотрел лист - это было что-то разграфлённое, с названиями каких-то партий и подробными объяснениями, как, когда, кому и - главное! - за кого нужно голосовать. Олег повертел бумагу, собрался было её бросить, но, заметив осуждающие взгляды некоторых, аккуратно сложил и спрятал в карман. Затем он последовал примеру остальных, присел возле стены - поближе к двери - и от нечего делать стал слушать разговоры. Страх у Олега куда-то исчез. Ему подумалось, что при таком большом скоплении народа с ним вряд ли может произойти что-нибудь плохое. Монотонный гул голосов успокаивал и настраивал на мирный лад... - ...каждый! Понимаете, уважаемый? - увещевал серый костюм синего костюма. - Каждый должен заниматься своим делом. Руководство должно руководить, служащие должны служить, полиция - следить за порядком... а если мы начнём подменять собой руководство - что же тогда, батенька, получится?! - Вот и не подменяйте, - отвечал синий. - Сидите себе дома, и не высовывайтесь. Целее будете. - Вы как-то странно рассуждаете, - пожимал плечами серый. - Если вам всё равно... да не может вам быть всё равно! Вы же сами потом будете недовольны - не то у нас, скажете, правительство! Что? Не так? - Ничего я не скажу, - бурчал синий. - Пусть только меня никто не трогает. У них и без меня всё подсчитано и определено. - Глупости говорите, уважаемый, - укоризненно произносил серый. - Каждый гражданин является гипотетическим... э-э-э... как бы сказать?.. - Каким-каким является? - поинтересовался у серого костюма какой-то другой серый костюм, но без галстука. - Гипертоническим, - подсказал серому без галстука сидевший поблизости в кожаной куртке. - Это когда цвета не различают, - пояснил он. - Что синий, что зелёный - один хрен, езжай себе на любой светофор. Серый в галстуке презрительно фыркнул и отвернулся. - Послушайте, вы, гипертропический, - с сожалением обратился к синему костюму синей же костюм, но без галстука. - Вы что, всерьёз верите в эту лотерею?! Нет, я согласен - что-то вы там выиграете, бесспорно! - Лучше - с порно! - подхватил кожаная куртка и дико заржал. - Вы забываете, что основной задачей цезаря является, - продолжал синий без галстука, - довести народ до такого состояния, когда ему уже всё равно, кто им правит. - Про вит, и не про вит! - опять встрял куртка. - Когда окружающие это поймут, они наконец-то займутся работой, - говорил безгалстучный, - и плюнут на лотерею, которая отнимает нервы и время. А глупые розыгрыши оставят забавникам из правительства. - Голосуй - не голосуй, всё равно получишь... - Да помолчите вы! - раздражённо оборвал куртку безгастучный синий. - Юморист хренов. Петросян... - Петро - там, Петро - сям, - заржал куртка. - И нечего на меня орать! - куртка стал серьёзным и как-то даже более кожаным. - Сами припёрлись сюда, никто вас не тащил! Тоже мне - играй или проголосуешь! - куртка опять заржал. - А сами-то?! - окрысился безгалстучный синий. - А я цирк люблю! - парировал куртка, и, сильно картавя, процитировал: - Але, это ци-ик? Покажите мне фокус-покус! Не-е-ет, это фокус я уже десять лет назад видел! Серый с сожалением посмотрел на куртку и безгалстучного синего, а затем повернулся к привычному синему же. - Я не совсем понимаю вас, - произнёс он. - Ладно - эти вот, - он мотнул головой в сторону веселящегося куртки и бесгалстучного, - но - вы?! Вы же сами печатали и буклеты, и рекламные плакаты... Ведь вы же, извиняюсь, владелец издательства? - Печатал, - кивнул синий. - А что мне ещё печатать?! Книжки да газеты? Ха! Одна избирательная компания даёт мне денег больше, чем четыре последующих года. Буклеты, брошюры, плакаты, листовки, вкладыши, бюллетени - не перечислишь всего! Вообще, у меня давно уже есть чёткое ощущение, что выборы проводятся исключительно рекламщиками. Кто лучше провёл - тот и победил. А играть в эти игры мне, пардон муа, неинтересно. Я не рекламщик, я издатель. - Но ведь от этого зависит будущее! - возмущённо воскликнул серый костюм. - Да бросьте вы! - отмахнулся синий. - Ни что ни от чего не зависит. Спорим, что если вдруг однажды какой-нибудь кандидат пройдёт с большим отрывом, то он стартует минимум на пять сроков? Потому что рекламщики просто не упустят такой шанс - верных пять прибыльных компаний! Эта лотерея придумана не нами, а значит, нам в неё не выиграть ничего, кроме какой-нибудь совершенно никому ненужной жестяной кружки или маечки с облезающей после первого же дождя надписью... Неожиданно лязгнула и распахнулась дверь и противный женский голос откуда-то из темноты строго спросил: - Все согласны участвовать в лотерее? Общий хор выражающих согласие голосов был ответом. Олег, словно очнувшись, подскочил на месте и заорал: - Я не согласен! Я! Все сразу замолчали и посмотрели на Олега - кто-то с уважением, кто-то с жалостью, а кто-то с нескрываемой завистью или презрением. Но Олегу было в высшей степени наплевать, кто там на него как смотрит. Он уже стоял возле двери - рвался, отталкивал, протискивался наружу, словно мотылёк, летящий на свет. Переступив порог Олег понял, что находится в до боли знакомом ему коридоре гостиницы. А перед ним стоит тощая женщина в ядовито-зелёном, плотно облегающим все её недостатки, платье. Лицо женщины выражало неприкрытое отвращение к Олегу, словно сам факт его существования вызывал у неё изжогу. Она крепко схватила Олега за локоть и подвела к одной из дверей. - Номер четыре, - презрительно процедила она и, распахнув дверь, толкнула туда Олега прежде, чем тот сумел что-либо возразить или хотя бы спросить. Олег с трудом сохранил равновесие, выпрямился и... ...огляделся...                    ...огляделся...                                        ...огляделся...                                                            ...огляделся...